Торстен Фельберг встретился с Эдит Грубе, чтобы поговорить об истории её семьи и обсудить вопрос, какое влияние эта история оказывает на её политические взгляды. Эдит Грубе родилась в мюнхенском районе Хайдхаузен в 1963 году. Её отец, Вернер Грубе, был отправлен в концентрационный лагерь Терезиенштадт в 1945 году в возрасте 14 лет как сын матери-еврейки и отца-коммуниста. С 2007 года Эдит Грубе становится всё более политически активной. Прежде всего, общественная дискуссия и запрет властей Мюнхена на установку «камней преткновения» в общественных местах подтолкнули её к активной политической деятельности.
Торстен Фельберг: Здравствуй, Эдит, я рад, что ты нашла время и согласилась на этот разговор. Нас с тобой познакомила Инге Кролль, и уже тогда я многое о тебе узнал. Сегодня я хотел бы поговорить о твоей политической активности и о том, какое отношение к ней имеет история твоих родителей, бабушек и дедушек.
Расскажи, пожалуйста, как началась твоя политическая деятельность?
© Эдит Грубе
Эдит Грубе: Моя политическая деятельность началась, когда меня ещё даже не было на свете. Мои родители ходили на демонстрации: против войны, против атомных электростанций, за мир, за улучшение условий труда. Они оба состояли в профсоюзе. Моя мать также была в производственном комитете.
Торстен Фельберг: Да, это действительно весьма раннее начало. А как это выглядело после того, как ты появилась на свет?
Эдит Грубе: Дома всё это происходило на моих глазах. Я ходила на (выборные) мероприятия ГКП (Германская коммунистическая партия) вместе со своим отцом, и мы раздавали листовки. Я с раннего детства была в центре событий. В школе все конечно же знали, что мой отец, Вернер Грубе, был коммунистом в кавычках и что он еврей. Особого положения в этом смысле ни в школе, ни в детском саду у меня не было, но ко мне всегда относились немного по-другому.
Торстен Фельберг: Ты выросла в очень политизированной среде. Твой отец и твой дядя, Эрнст Грубе, оба были активистами. О твоем дяде даже есть запись в Википедии. Насколько ты была вовлечена в это и когда ты столкнулась с историей преследований твоих родственников?
© Эдит Грубе
Эдит Грубе: Я до сих пор помню, что мы были на первомайских демонстрациях, в мемориале бывшего концентрационного лагеря в Дахау и на профсоюзных мероприятиях. Я также помню мероприятия, на которых мы выступали против старых нацистов, где были применены водомёты, но против нас. Профсоюз был соорганизатором этих мероприятия. Там был и мой дядя Эрнст, он тоже активно участвовал в профсоюзе.
И вот в доме молодёжи[1] нам как-то пришла в голову идея заняться политическим просвещением. Социальные работники спросили меня как-то, не мог бы мой отец разъяснить некоторые вопросы. Меня ведь там все знали уже с детской площадки, еврейскую девочку. Интерес к истории уже был, и вот, возможно, именно так началась моя политическая работа.
Торстен Фельберг: Что твой отец вообще рассказывал тебе об эпохе нацизма?
Эдит Грубе: В детстве я кое-что слышала. Но родители всё же хотели защитить нас. Позже, на этих встречах с очевидцами тех событий я узнала новые подробности истории моего отца и дяди. Но уже детьми мы знали, что вся семья моей бабушки[2], все братья и сёстры, мужчины и дети, младшему было шесть месяцев, были убиты в лагерях смерти Собибор, Треблинка и Пяски.
© Эдит Грубе
Семья моего отца жила позади старой синагоги. Дома принадлежали еврейской общине, а бабушка работала медсестрой в еврейской больнице. Затем синагогу снесли, а жилые дома отобрали у общины. И мой отец рассказывал, что ему больше не разрешали ездить на велосипеде или пользоваться трамваем. Им отключили электричество и воду. Вот так понемногу, одно за другим, постепенно все отношения с ними были расторгнуты.
Мой отец, его брат Эрнст и сестра Рут были разлучены со своими родителями. Дети попали в еврейский детский дом. Мой дедушка был коммунистом и категорически отказывался разводиться. Вероятно, это спасло жизни детей и моей бабушки; остальные дети из детдома были депортированы и убиты. Но 21 февраля 1945 года их всё же депортировали в гетто Терезиенштадт. Мой отец провел 12 марта, свой 15-й день рождения, в концлагере. Вместе с другими молодыми людьми в Терезиенштадте он должен был складывать мёртвых на телегу. Их спасла Красная Армия. Ну, это всё вещи, которые я по-настоящему узнала уже позже, когда мой отец выступал на встречах.
Торстен Фельберг: Я хотел бы ещё раз вернуться назад и поговорить с тобой о твоей общественной работе. Ведь она тоже началась под влиянием опыта преследований твоего отца. В чём твоя мотивация к этой деятельности сегодня?
Эдит Грубе: Ну, вообще говоря, я убеждённый демократ. Это определённым образом связано с моим детством и юностью. Я много делаю ради памяти о преступлениях против рома, енишей и синти. В детстве у меня был друг из енишей, из кочующих. Но эти люди уже не кочевали так много. У людей, которые там жили, была работа, требующая постоянных переездов: они были циркачами, точильщиками ножей, плели корзины и т. д. Но они также работали подёнщиками у местных фермеров. Это называлось «цыганская жизнь»[3]. Но это были не обязательно рома, синти или ениши, а просто люди, которые так жили. И действительно, никто не хотел иметь с ними ничего общего. А мне было всё равно, я играла с ними. Они жили в очень плохих условиях и не имели даже ванной комнаты. У нас была ванна, и я раз в неделю брала с собой одну или двух их девчушек. Я помню, как они мылись у нас наверху. Тогда им не нужно было ходить в общественную баню.
Торстен Фельберг: Ты могла бы сказать, чего ты хотела бы достичь сегодня и что именно ты для этого делаешь?
© Эдит Грубе
Эдит Грубе: Главная цель моей сегодняшней работы довольно проста: я хочу вызвать понимание и интерес и тем самым убрать предрассудки.
Тему «камней преткновения» я переняла от отца и дяди в начале 2000-х. Пять или шесть лет назад я бросала в почтовые ящики листовки в тех домах, где когда-то жили люди, которых потом уничтожили. Таким образом я хотела, чтобы нынешние жители этих домов поняли, что и здесь можно было бы установить «камни преткновения». Я знакомлю родственников убитых с инициативой «камней преткновения» и занимаюсь связями с общественностью.
Когда я хожу на политические мероприятия, такие как закладка «камней преткновения» или дни памяти синти и рома, которые проходят у нас в Мюнхене вот уже несколько лет, то, конечно, я также стараюсь брать с собой своих знакомых и друзей. Ну, мне вначале все всегда говорили: ты со своими «камнями преткновения». Сейчас, когда они слышат о таких инициативах, то говорят мне: «Послушай, там устанавливаются «камни преткновения». То есть, я, если можно так сказать, вызываю у людей желание слушать и слышать, как в частном порядке, так и в политических целях.
Торстен Фельберг: Всем тем, кто хотел бы ещё больше узнать об истории твоей семьи, я могу порекомендовать книгу «Мы медленно возвращаемся к природе». Из этой книги можно узнать много нового об истории малярного предприятия твоего отца, а также об антисемитских надписях на его памятной доске после 1945 года. Дорогая Эдит, большое спасибо тебе за интервью.
[1] Нечто подобное молодёжному клубу
[2] По отцу
[3] Нацистский жаргон, который использовался и после 1945 года. Во времена национал-социализма приписывание людям «цыганского образа жизни» приводило к преследованиям и убийствам их.
Перевод: Вера Васильева
